---

14.05.2012 Новокузнецк

Жил-был Дон Жуан

В Новокузнецком драматическом театре состоялась премьера нового спектакля – трагикомедии «Дон Жуан», поставленной по известнейшему произведению Мольера «Дон Жуан, или Каменный гость» режиссёром из Красноярска, лауреатом Национальной театральной премии «Золотая маска» Романом Феодори.

Спектакль начинается… незаметно. Просто в какой-то момент выходят рабочие сцены, водружают крест, ставят лавку, приносят горшки с цветами… Размещают всё на этаком театральном помосте, вокруг которого – «зрительские» ряды (сценография Кирилла Мартынова, Санкт-Петербург). А в зале в это время всё ещё рассаживается публика, зрители переговариваются друг с другом – не все понимают, что действие уже началось... На сцене к рабочим присоединяются актёры, и вот уже перед глазами зрителей проносятся «кадры» взросления главного героя – строптивый мальчик, примерный юноша...

Наконец, появляется слуга Дона Жуана Сганарель, представляющий своего хозяина: «Величайший из всех злодеев, которых носила земля», «собака», «эпикурейская свинья», «живёт, как гнусный скот». И далее в том же духе.

Собственно говоря, эта уничижительная тирада – суть главная характеристика, которую в течение всего спектакля приходится доказывать прежде всего самому Дону Жуану (а по сути – актёру Евгению Лапшину). Хотя сразу про него ничего такого и не скажешь. Наш герой большую часть отпущенного ему времени походит на шкодистого мальчишку, увлечённого своими приключениями. Он играет в жизнь, вляпывается в переделки, уходит от погонь, не боится быть смешным... Конечно же, Дон Жуан являет себя и в качестве героя-любовника, причём не просто ветреника, а романтика, юноши со взором горящим, восторженного поклонника женской красоты, от сладких речей которого дамы расцветают на глазах и превращаются в истинных красавиц…

Но всё это – далеко не исчерпывающая характеристика. Трагикомедия не была бы таковой, если бы режиссёр не уложил на другую чашу весов наиболее тяжкую сущность Жуана – змея-искусителя, лицемера, богохульника и отцеубийцы, для которого нет ничего святого – ни в жизни, ни в любви, ни в смерти. Вопросу веры и безверия в спектакле уделяется немало внимания – если судить по эмоциональным акцентам больше, чем по романтическим похождениям. Так что ожидающим от театра истории о великом любовнике, каким он представляется большинству обывателей, не стоит обольщаться, речь здесь не о том. Трагикомедии предполагается быть и сложнее устроенной, и смыслам в ней – глубже «закопанными».

Вот, к примеру, некоторым артистам по задумке режиссёра приходится отыгрывать роли нескольких персонажей. И великолепный Андрей Ковзель здесь поочерёдно – простачок-крестьянин Пьеро, Нищий (по всем приметам – юродивый), достающий сына нравоучениями отец и суровый Каменный Гость. Мария Стринада (Захарова) – и покинутая жена донна Эльвира, и молчаливый образ матери, и подружка Пьеро Шарлотта, соблазнённая Доном Жуаном-романтиком. Режиссёр предложил все мужские роли в спектакле (за исключением самого Дона Жуана) считать некими воплощениями отца главного героя, а женские – матери. И, стало быть, мотивы нелицеприятного поведения господина Жуана зрителю теперь необходимо поискать в детстве нынешнего беспутника, а заодно обратить внимание на несовершенство его окружения, равно как и хорошие черты, всё-таки присутствующие в герое. Двойственность человеческой натуры – мысль, конечно, не новая, но она всегда вызывает у зрителя настроение размышления.

Отдельно стоит сказать о Сганареле (в исполнении Артура Левченко). Его можно назвать даже самым здесь трагичным героем – так искренне он переживает за деяния хозяина, пытается образумить нечестивца, воззвать к его совести. У спутника Дона Жуана остаётся совсем немного комичности, в классических пьесах очень даже присущей слугам, смекалистым малым, ни в каких обстоятельствах не упускающим своей выгоды. Вот и последней фразы Сганареля «Моё жалованье!» (которое некому заплатить, потому что хозяин провалился в ад) теперь нет. Как нет и авторского финала: Дон Жуан не низвергается под землю и не сгорает в адском пламени за грехи, как это ему было предписано в XVII веке самим Мольером. Наше толерантное время уготовило для такого персонажа другую участь – судя по всему, более милосердную, однако… Конец в спектакле похож на его начало: появляются рабочие, уносят реквизит с помоста – видимо, со сцены жизни Дона Жуана. Уходят все. И главный герой, не внявший мольбам во имя спасения своей души, остаётся один – это и есть наказание, которое сводит его с ума. Он остаётся в одиночестве не то чтобы на сцене – а вообще, в мире. Тут ведь как получается: если ты не веришь ни в Бога, ни в дьявола, ни в добро, ни в зло – следовательно, ничего этого для тебя и не существует. А может быть даже – не существует и тебя… И что тут дальше сделаешь?

Постановка в целом получилась очень красивой. Тут выразителен свет, подчёркивающий повороты действия от комедии к трагедии и обратно (даже, можно сказать, от демонстрации лёгкости бытия к сгущённости красок, чему-то тревожно-инфернальному) и усиливающий тем самым метаморфозы личности главного героя. Интересны костюмы (их авторство принадлежит ещё одному лауреату «Золотой маски», оказавшемуся в наших краях, москвичу Даниилу Ахмедову). Над движениями актёров поработала Татьяна Безменова, столичный хореограф, – и пластические этюды героев тоже оказались своеобразным зрелищем. «Дон Жуан» был задуман как фестивальный проект, и, пожалуй, нашему спектаклю остаётся только пожелать доброго пути – скоро он отправится представлять театральный Новокузнецк в Тюмень, Челябинск и Уфу в качестве одного из участников масштабного «Театрального перевала». Надеемся, свой успех «Дон Жуан» найдёт и за горами.

Ася Владимирова