---

Новокузнецк 07.04.2011

Замахнулись на "Чайку"

Новокузнецкий любительский театр драмы "Зеркало" свершил довольно-таки смелый шаг. В качестве юбилейной постановки заявил чеховскую "Чайку". Премьера спектакля прошла на сцене Театра металлургов.

"Чаек" в истории мировой театральной деятельности - пруд пруди. Кажется, что авторский текст давно уже растворился в многочисленных трактовках, постановках по мотивам, играх со смыслами. Здесь же задачи "прочесть по-своему амбициозно" режиссёром даже не ставилось. Во-первых, возраст не тот, чтобы зря театральную атмосферу сотрясать. А во-вторых... Был уже опыт. Лет 20 тому назад молодой Радыгин уже являл миру данный шедевр в собственной интерпретации - и неудачно. "Камень приподнять решил, а только пошевелил", - скажет о первой своей "Чайке" Сергей Михайлович. Вторая "редакция" подспудно томилась, переосмысливалась, пока наконец - как раз к 75-летию "Зеркала" - не вызрела в интересное, живое, ясное действо, и, как говорят, совершенно отличное от первого эксперимента.

Итак, реабилитация случилась. Артисты тоже не подвели: довольно характерными и понятными для зрителя получились те, кто составил любовный четырёхугольник. Юношей пылким с речами горячими, обидчивым, ну прямо как мальчишка, вышел Костя Треплев (Андрей Журавлёв). Лёгкой, тонкой, звонкой - Нина Заречная (Юлия Тарайкович, которой пока непросто чувствовать себя в драматической сцене последней встречи с Треплевым). "Блистательная" Ирина Николаевна Аркадина (Галина Рахманова), как и полагается, обладала всеми повадками театральной примы. Не пустым, поначалу даже неожиданно трогательным (хотя было ясно, что не без червоточины) получился Тригорин (Александр Ищенко).

Надломленными здесь оказываются практически все. "Я верую, и мне не так больно", - говорит Нина, кусая губы и заламывая руки. "Я все ещё ношусь в хаосе грёз и образов", - замирает перед развёрзшейся очевидностью Треплев. "Отпусти меня!" - взывает Тригорин к Аркадиной и держится за шарфик, который она обвязывает ему хомутом вокруг шеи... Этот "дуэт" мало того, что сыгран актёрами на высоте - так, что берёт на себя львиную долю экспрессии спектакля, - он прекрасно к тому же иллюстрирует бездну отчаяния вроде бы устроенных в жизни героев.

И ведь всё было для счастья. Был аист на крыше (над сколоченными для демонстрации треплевского опуса подмостками обосновалось гнездо, очевидно, символ ожидания, рождения, нового). Было солнце яркое и небо в алмазах (задник так и лучился солнечным светом, сверкал вечерними звёздами). Был мятущийся Бетховен. И были люди - действующие, искренние. А теперь (во второй половине спектакля) над головами героев только домашний, уютный, но такой вполне себе мещанский абажур, да чёрное полотнище позади, да убаюкивающий аккомпанемент. Тригорин мелко интригует. Аркадина пытается набить себе цену, Сорин спит, Маша пьёт, Трнплев потерялся в "новых формах", Нина ищет самооправданий. "Пусто, пусто, холодно, страшно..."

Сдаётся, что роковой выстрел прозвучал не в последнем акте, и даже не убийство чайки стало знаком надвигающейся катастрофы. Те беды ещё Ниночка нашаманила - в прямом смысле: Заречная, читающая о "львах и куропатках", выходит в образе шаманки с бубном. Мировая душа носится над пьесой с начала до конца, и безысходным постскриптумом в завершение снова звучат её слова...

Постановка получилась весьма увлекающей даже при всей простоте режиссёрского замысла. Хорошо "заметны" оказались артисты второго плана: Дорн, Маша, Шамраев. А уж колоритнейшего старика Сорина (Николай Иванов) язык не поворачивается отнести к "вспомогательным" персонажам. Кстати, спектакль играется в два состава по очереди, и поклонники уже нашлись у каждого. В следующий раз увидеть новокузнецкую "Чайку" можно 14 и 16 апреля (в 17.00 и 14.00 соответственно), конечно же, в Театре металлургов.

Сергей Радыгин, главный режиссёр народного коллектива театра драмы "Зеркало":
- Над этой пьесой за 110 лет скопилось столько штампов, всяких высказываний, исследований, что она просто потерялась как живой организм. Для меня самая главная задача - уйти от этой рутины. Пьеса очень живая и сегодняшняя. Я поставил спектакль о живых и мёртвых. До антракта - о людях, которые по всем позициям живые: они творят, любят, ревнуют, изменяют - живут полной эмоциональной жизнью. После на сцене находятся герои, живые только в физиологическом смысле. Никто ничего не ждёт, никто никуда не стремится. Отчего застрелился Треплев? Я для себя такой ответ нашёл: для меня птица чайка есть символ жизни, полной, направленной, летящей или парящей. Треплев её застрелил - понял, что вокруг духовные мертвецы. И что нет возвращения, что любовь прошла, что не войти уже в реку дважды...

Мне очень важно, чтобы спектакль был сам по себе живой. Пушкин сказал: "Театр - истина страстей". Здесь то же самое. Истина страстей.

Ася Владимирова