Кузнецкий рабочий 270314

Чем тоскливее, тем веселее

Зал стоя минут пятнадцать аплодировал и скандировал “браво”, будто публикой дирижировал невидимый режиссер. Так встречали зрители на двух премьерных вечерах “Иванова”. Да, были недовольные авангардной постановкой Петра Шерешевского: “святотатство”, мол. Человек тридцать пять ушло с предпремьерного показа (уточню, для большинства зрителей бесплатного), пятнадцать, говорят, покинуло зал в антракте уже на премьере, но основная часть публики, не “фестивальная”, - не сказать, чтобы все такие театралы были, - новую работу театра приняла с восторгом.

Занавес открыт, и заполняющие зал зрители видят коробку сцены, закрытую изнутри квадратами, белыми, серыми и двумя, затянутыми фольгой.

Сценография Александра Мохова и Марии Лукка подвижна. Как только в зале гаснет свет, дальняя стена квадратов начинает высвечиваться и мерцать, как светится и мерцает электронная техника, а на этой стене появляется множество цифр, заполняющих собой экран. Обилие цифр волновало загадочностью. Зная пьесу, я долго не понимала, что означают эти числа, что это все напоминает, и вдруг вспомнила: так мигал и заполнялся цифрами монитор, когда мой компьютер поймал вирус. Появившийся на сцене после Иванова управляющий Боркин (Андрей Грачев), в современном камуфляже и как бы целясь из ружья, тоже был словно из компьютерной игры.

Квадраты постоянно в движении. То поднимается один вверх, словно занавес, и в этом окне оказывается Анна Петровна, она же Сарра (Илона Литвиненко, Алена Сигорская). То эти квадраты, оказывающиеся стороной куба, выдвигаются в центр сцены и превращаются по мере необходимости в пригорок, в кабинет, заваленный книгами. Этот условный язык легко понимается и не мешает восприятию пьесы.

Эту известную историю Шерешевский поставил как посмертный (допустим, что такое возможно) сон застрелившегося от непроходящей тоски Иванова. И потому люди в его сне ведут себя несколько преувеличенно, гипертрофированно. Так нередко бывает во сне, что все дваивается, все нарочито и театрально.

В театре кукол народ изображают с помощью горизонтальной дощечки, на которой прикреплены в ряд штук десять кукол. Я этот прием вспомнила, как только вышли, вытанцовывая, Сарра, Шабельский и доктор, словно пришитые друг к другу.

В “Иванове”, как и в других пьесах Чехова, почти каждый персонаж по-своему несчастен. Это не мешает им подличать. Анну Петровну разлюбил муж, она пока не знает, что ее болезнь смертельна. Разорившийся помещик Шабельский, дядя Иванова (Анатолий Смирнов), живет на иждивении племянника и страдает оттого, что он нахлебник. Земский врач Львов (Александр Шрейтер) переживает, что не может вылечить безнадежную больную и заставить ее мужа Иванова быть повнимательнее к жене. Однокашник Иванова Павел Лебедев (Анатолий Нога) подкаблучник и не может помочь друзьям.

Все обитатели уезда мучаются от тоски, скуки, и чем больше они веселятся, чем ярче и остроумнее их карнавальные затеи, тем чаще они говорят о том, что им скучно. Но все они, как и Иванов, ничего не делают, чтобы что-то изменить, чтобы совершить хоть “маленький подвиг”, как призывает их Сашенька.

Режиссер ставил спектакль, а?артисты его играют, пластично соединяя глубокий психологизм с открытым голосовым посылом в зал, словно зонги исполняют в пьесах Брехта. И нередко переходят на крик. В отчаянии, чтобы их услышали. Иванов здесь главное действующее лицо и сновидец, он время от времени смотрит на произошедшее со стороны. И уже умершая Сарра не выходит из его поля зрения. Стоит перед зеркалом его невеста Сашенька (Полина Зуева), а за стеклом точно в таком же платье Сарра, и Саша повторяет ее движения. Иногда действие прерывается, как в стоп-кадре, но продолжается с участием в нем Иванова. И все свершившиеся последние события проходят наплывами.

Психологические сцены сменяются карнавалом, дурачеством (вся сцена у Лебедевых, где гости и хозяева в закрывающих лица масках, три молодых человека с длинными удочками в руках, на концах бумажные птицы, изображают чаек, на животе человека в костюме медведя портрет Чехова - ух, как оскорбятся за Антона Павловича учителя литературы). Сцены карнавала переходят в балет, где хоть и произносят свои реплики Иванов и Сарра, главное выразительное средство в этом эпизоде - их танец. Сарра выходит с красным шариком в руке, спрашивает мужа: “Зачем она (Саша) приходила?” Он просит, требует, кричит, чтоб она замолчала. Иванов давно на пределе. Он совершает круги по сцене, пятясь и раскинув руки в стороны. Она упрекает его: мол, не любил, всегда обманывал, женился ради денег. И бросает свое тело к нему в настоящем хореографическом порыве. И в этом порывистом движении столько любви, отчаяния, надежды, мольбы, сколько нет в ее словах, потому что в них - упреки.

Иванова уже не остановить. “Замолчи, жидовка!” - кричит он. И наконец: “Ты скоро умрешь”. Сарра выпускает из рук шарик, он улетает к колосникам, а оттуда градом, стуча об пол, падает сотня мячиков. Живописная картина. Очень волнующая и, конечно, очень художественная. Возможно, самая сильная.

Естественно, ни один самый остроумный режиссер самыми яркими и емкими мизансценами не построит спектакль без актеров. Особенность режиссера Шерешевского в том, что он, не применяя насилия, незаметно делает так, что в его спектаклях все артисты хорошо играют. Он, конечно, умеет их выбирать.

Андрей Ковзель будет убедителен и интересен в любой роли мировой драматургии. Новокузнецкие театралы знают его много лет и видели и Гамлетом, и Треплевым, и в комедийных, и острохарактерных ролях. Не про всех музыкантов говорят, что у них абсолютный слух. У Андрея Ковзеля, на мой взгляд, абсолютный. При этом он так беспощадно тратит себя в этой роли, что за него начинаешь бояться. И так деликатно и точно, и тонко он играет мужчину, завязавшего роман с девчонкой, почти ребенком. Психологически точен он с каждым партнером. Какая замечательная сцена со старшей Лебедевой, когда Иванов просит отсрочки долга. Это на выход Ковзеля на поклон зал скандировал “браво”.

Великолепна в этом спектакле Сарра, особенно, на мой взгляд, в исполнении Илоны Литвиненко. Она более живая, более карнавальная, что ли, более музыкальная. Она в стиле этого спектакля. Сарра Алены Сигорской более жесткая, более бытовая.

Как всегда хорош Анатолий Смирнов (Шабельский). Нет возможности подробно останавливаться на каждой удачной роли. Замечательны и Андрей Грачев в роли Боркина, и Анатолий Нога в роли Павла Лебедева, и Полина Зуева в роли Саши Лебедевой, Александр Шрейтер - земский врач, постоянно говорящий о своей честности. У Евгения Лапшина роль маленькая (акцизный, заядлый картежник), но репризная, пулевая. Татьяна Качалова в небольшой роли жены Лебедева очень убедительна. Даже роли без слов не кажутся проходными. И все они составляют хороший ансамбль. Такие предметы, как дартс, плеер, ударная установка, а также звучащий рок легко вписываются в общую картину. Но не их наличие делает спектакль современным. Просто русский человек со временем не меняется. Современное звучание не столько в ритмах спектакля, сколько в неистребимой готовности людей к мерзостям, в живучести человеческих пороков.

Татьяна Тюрина
Валентин Волченков (фото)
(c)2007 Новокузнецкий драматический театр основан 6 ноября 1933 года dramanvk@yandex.ru