---

Кузнецкий рабочий 260316

Счастье быть всегда занятым

Александру Шрейтеру 33 года. В нашем драматическом театре он четвертый год. И сразу привлек к себе внимание и режиссеров, и критиков, и, что особенно важно, зрителей. Это артист с ярко выраженной индивидуальностью. Занят во многих спектаклях, но, как и многие другие артисты, он не полностью раскрыт, лучшие его роли впереди.

На интервью Александр пришел с женой и маленьким сыном Левой, который все время пытался взять у меня мой диктофон.

- Творчеством я занимался с первого класса, - рассказывает Александр. - У нас были танцы. Учился играть на аккордеоне. В театральной студии занимался мой старший брат Андрей. И когда встал вопрос, куда поступать после школы, мы оба пошли в Кемеровский институт культуры, где бывший тогда главный режиссер областного театра Соловьев набирал курс с тем, чтобы взять после окончания его выпускников в театр. Но с этим не вышло, и после института все разъехались кто куда. Мы с братом уехали в Томск. Проработал я в Томском драматическом театре восемь лет. Играл главные роли. Любимая - Сирано де Бержерак. В Новокузнецк я приехал уже из Иванова, проработав год после Томска в Питере. Сделал там моноспектакль “Анна Снегина” в театре “Бродячая собака”. Устроиться на постоянную работу в театр не получилось. В Иванове не понравилось. И мы отправились на машине в Новокузнецк.

- Почему именно сюда? Вы из Новокузнецка?

- Я из Прокопьевска. Жена Настя новокузнечанка. Я приезжал в ваш театр на гастроли с Томским театром. Мы все просто влюбились в него. Такое богатство, такая красота! Здание после реконструкции. Тогда я подумал, что, возможно, приеду сюда работать. Так и получилось.

- Мне почему-то кажется, что вас здесь используют в каком-то одном плане.

- На самом деле, я считаю, у меня разные роли. Сейчас есть и Тартюф, характерная роль. И в спектакле Андрея Владимировича Черпина “Лес” я играю Восьмибратова. Тоже неожиданная роль. Я вообще стараюсь искать какие-то разные краски. Как говорит персонаж, как он ходит. Стараюсь никогда не повторяться. Насколько это получается, не знаю.

- Я понимаю, но когда у актера есть мощная индивидуальность, а она у вас точно есть, режиссеры любят использовать метод точного попадания в образ. Когда начались эти лаборатории, на лаборатории по Достоевскому вы участвовали в читке “Преступления и наказания”. Никому тогда не понравилось это, а мне как раз было интересно. Я с удовольствием слушала “Преступление и наказание”, которое потом перечитала на пятый раз. Вы просто читали за Раскольникова, не играли. Но было ощущение, что это Раскольников. Такое сильное было попадание. Потом опять на лаборатории, уже по Маяковскому, вам досталась роль Хлебникова в спектакле “Председатель земного шара”. И все - и режиссеры, и критики - отмечали, что вы даже внешне похожи на Хлебникова. И это было тоже точное попадание. А ведь вы работали два или три дня.

- Да, три дня. Но на лаборатории было полное доверие к режиссеру. Он вообще шел от нас, от наших индивидуальностей. Это какое-то совпадение. Мы как-то попали. Я - в Хлебникова. Но режиссер от нас не требовал ничего.

- У вас возник какой-то интерес к автору в результате лаборатории?

- До этой лаборатории я Маяковского вообще не воспринимал, даже не мог читать его. А когда мы начали репетировать “Тринадцатый апостол”, когда вчитывались, стал понимать, что это действительно поэт, и классный поэт. И сама личность очень интересная.

- Лабораторный эскиз, когда входит в афишу театра, что-то теряет, да? Куража нет.

- Да, потому что лаборатория - это всегда какой-то нерв, азарт. Приходят свои зрители, те же критики. Идет мощный выплеск энергии. Когда входит спектакль в репертуар, что-то теряется. За три дня, как ни крути, спектакль нельзя поставить. Наметки есть.

- Да, только наметки и остаются.

- Что-то дорабатывается. Как спектакль “Муму”. Он на лаборатории возник за три дня. Тем не менее мы его играем довольно долго. На двух фестивалях с ним были, на “Маске плюс” в том числе.

- Сейчас какая вам роль особенно близка? Есть такая? Или надо работать, и все?

- Вообще работать надо всегда. Но особенно нравится работать в спектакле “Иванов”, где я играю роль доктора. Сам спектакль все время разный. Ансамбль классный там. Нравится мне работать в “Тартюфе”. Он идет каждый месяц.

- Когда один спектакль раз в месяц идет, другой - раз в месяц, третий - тоже. Много пропусков получается? Не каждый же день в театр нужно идти?

- Бывает, конечно, и такое, но у меня нет. У меня как-то было 30 спектаклей в месяц, то есть каждый день. Сейчас поменьше - 14 - 15 в месяц у меня есть всегда. В театре я постоянно.

- Понятно, а то я хотела спросить, чем вы занимаетесь в свободное время.

- А его нет. Но когда я попадаю домой вечером или получается с утра побыть дома, я, конечно, с ребенком. Это в первую очередь, потому что я его не вижу. Ухожу - он еще спит, прихожу - он уже спит.

- Жена не актриса?

- Нет, она танцевала очень долго в ансамбле “Калинка” и объездила с ним много стран.

- Не получается соединить любовь к семье с любовью к театру?

- Театр для меня, в принципе, все. Но и моя семья мне очень важна. Так что выбирать пока не приходится. Жена понимает, что я люблю эту профессию. Конечно, в финансовом плане профессия далеко не на первом месте. Зато есть другие преимущества.

- Что бы вы себе пожелали?

- Ролей побольше. Хотелось бы еще сыграть Сирано.

- При этой сверхзанятости есть ощущение недовостребованности? Есть же мировой репертуар.

- Это присутствует всегда, даже если ты занят по полной программе. Как только узнаешь, какой-то режиссер приезжает на постановку, первым делом ждешь распределения. Конечно, всегда хочется получить новую роль, а там уж справишься не справишься - дело другое. Главное - быть занятым.

Татьяна Тюрина
Валентин Волченков (фото)