Петр Шерешевский

---

Кузнецкий рабочий 02.11.10 №128

С надеждой на понимание

Новый 78-й сезон в драматическом театре успешно открылся. Премьерные показы спектакля “Зойкина квартира” прошли с аншлагами. На “Зойкину квартиру” нет билетов, несмотря на то, что мнения о новой работе театра разные. Но это нормально.
Гость нашей рубрики – режиссер-постановщик этого спектакля, главный режиссер театра Петр Шерешевский.
Премьера прошла. Ваши впечатления от нее, Петр Юрьевич.
Меня мама в детстве ругала за отсутствие самокритики, то есть когда я занимался в кружке мягкой игрушки и шил себе какого-нибудь ежика, я бегал и говорил, что это лучшая игрушка на свете. Так что я ко всем своим спектаклям хорошо отношусь. Ну, не ко всем, вру. Те, что рождаются не в любви, а на войне, они, бывает, не получаются. Но здесь контакт с труппой был. Я, в общем, доволен тем, что произошло. Я ставил спектакль-цирк, спектакль-карнавал со сложными смыслами, но уведенными на второй план. Эти задачи, мне кажется, я выполнил.
Актерское исполнение, считаю, весьма и весьма достойное. Осталось только спектаклю набрать воздуху, уверенности. У нас была сдача и три премьеры. И на третий вечер спектакль меня по-настоящему порадовал. Но судить, конечно, не мне.
Вас не смущает, что какая-то часть людей не приняла ”Зойкину квартиру”? Мол, на сцене люди, которые подают плохой пример молодежи. Вы видели, наверное, отрицательный отзыв в Интернете. Я даже не буду приводить цитат.
Да знаю. Но это очень смешно. Почитали бы пьесу и поняли, что они нападают не на спектакль, а на Булгакова.
Я думаю, что причина неприятия еще и в незнании, непонимании театрального языка, даже не очень сложного.
Да, “Зойкина квартира” очень простая.
Тем не менее язык несколько иной.
Ну, театральный, да. Язык сегодняшнего театра.
Вы репетируете “Старшего сына” Вампилова. Когда будет премьера?
12-13 ноября, если не ошибаюсь.
Что вы хотите сказать этим спектаклем? Почему взяли именно эту пьесу?
Для меня это культурологическая ностальгия. Когда читаешь Вампилова, особенно эту пьесу, ну, еще “Прощание в июне”, есть ощущение, что это какой-то инопланетянин писал. При том, что я понимаю, это ровесник моих родителей. Но эти прошедшие сорок лет с момента написания пьесы настолько изменили менталитет, что, когда читаешь все это, понимаешь, как прекрасно, наивно и светло умели мыслить люди. Как могли они верить в торжество человеческой природы, причем не на уровне чеховской веры, очень печальной, изломанной, а на уровне открытого, детского сознания, при этом мудрого сознания. Этот спектакль – некая ностальгия по утраченной детской чистоте того времени. Вам понятно, про что я говорю?
Примерно. Я так представляю Сарафанова.
Но я-то говорю сейчас не про персонажей. Они могут быть разные.
Но Сарафанов аккумулирует эту чистоту. Мы же про пьесу говорим.
Да. Но это будет попытка некоего отстраненного, культурологического рассказа. И артисты будут работать несколько отстраненно. Одну картинку расскажу. Мои товарищи поехали отдыхать и обнаружили где-то в глухих лесах заброшенный пионерский лагерь. Развалившиеся здания, оторванные доски. Полный упадок. Посреди всего этого густо расставлены в разных местах гипсовые горнисты, вращающиеся девушки, держащиеся за руки. Где-то у них оторвался гипс, торчит арматура из ног. Облупившаяся фактура. Друзья сделали фотографии. И меня поразили эти снимки. Ощущение ушедшего наива. Вот про это мне хочется сочинить спектакль, про ушедший наив. Как фильмы “Застава Ильича”, “Я шагаю по Москве”. Совсем другие люди. Иной способ разговора. Совсем другие обиды. Я не умею так. Я уже более циничен.
Сейчас даже дети другие.
Да. Дети другие. И в этой пьесе каждый персонаж, каким бы он ни был, плохим или хорошим, несет в себе чистоту и наивность верования.
Петр Юрьевич, а вам не будет мешать фильм, который очень часто повторяют по телевизору?
Я стараюсь его не пересматривать. А будет ли мешать зрителю? По опыту знаю, что людям, видевшим фильм, хочется посмотреть, а как там будет на сцене? Другое дело, что со всеми этими сложными культурологическими поисками не знаю, насколько мы будем понятны и эмоционально восприняты.
Конечно, меня это заботит. Но я не знаю, как существовать в ситуации разного восприятия мира, искусства. Я надеюсь, что здесь есть люди, которым интересны наши поиски. Пока я в это верю и на это надеюсь, я здесь буду оставаться. Но переставать искать и начинать обслуживать массового зрителя я вообще не готов.
Язык спектакля по Вампилову будет сложнее, чем “Зойкина квартира”?
Да, “Старший сын ” будет рассказан более сложным языком.
На премьеру придут театралы. Еще два-три спектакля соберут залы. А спектакль должен жить несколько лет.
Да. Я на это надеюсь… У меня нет ответа на этот вопрос. Я не знаю, что с этим делать. Подходили ко мне какие-то зрители. Благодарили. Восторгались: ”Какое счастье! Какой спектакль! У нас в Новокузнецке!” Не знаю. Может, они по домам сидят. Может, начнут к нам ходить. И в Новокузнецке интерес к театру проснется. Есть на это надежда.
Сейчас пройдет премьера “Старшего сына”. Что будете в Питере делать?
Есть какие-то переговоры, но так как я должен вернуться сюда в середине января, вряд ли что успею за два месяца. Пообщаюсь с семьей. Попишу чего-нибудь. Здесь я не успеваю.
Как семья переносит столь долгую разлуку?
Ну, не очень хорошо. Но они поддерживают меня. Конечно, тяжело по полгода жить вдалеке от близких, это неправильно. Мне интересно попытаться создать тот театр, который я себе представляю.
Эти вопросы, которые вы здесь задаете, для меня очень болезненны. Как совмещать зрительский интерес с художественными задачами?
То ли опускаться до зрителя, то ли поднимать его до себя?
Да. Но в принципе-то процесс должен идти взаимопроникающий.

Татьяна Тюрина
Валентин Волченков - фото