Красивое, благородное лицо Анатолия КОРОТИЦКОГО, артиста драматического театра, вы не могли не заметить. Он и сам такой, интеллигентный, при всей своей внешней импозантности очень скромный, впрочем, как большинство артистов Новокузнецкого театра. В «Вишневом саде» он играл роль сходящего с исторической арены помещика Гаева. Точнее, историческую арену покидал дворянский Класс, уступая место нарождающейся русской буржуазии. А Коротицкий, конечно, играл несчастного человека, доброго, образованного и беспомощного, как ребенок, то есть такого, каким написал этот образ Антон Павлович Чехов.

- Анатолий, впервые на новокузнецкой сцене я увидела вас в «Нашем благодетеле» по Достоевскому. Вы выезжали в трамвае, на вас была кожаная куртка, как у летчиков, в руках колокольчики, вы в них звони ли, приплясывая. И в лице было что-то такое безумное. Я подумала тогда: откуда они взяли такого актера? Вы, часом, не прямо из Прокопьевска на этом трамвае приехали? Как вы попали в Новокузнецкий театр?
- Новокузнецком театре я давно хотел работать. И как только появилась возможность, я приехал на беседу с Олегом Рэмовичем Пермяковым. Поговорили. Показался, как это обычно в театре бывает, худсовету. Мне, к моему счастью, предложили работу.
- Что было до новокузнецкого театра?
- Закончил Ростовское театральное училище. Работал в Таганроге. Родился в Баку. Я бакинец.
- А по национальности?
- Русский. Бакинцев много по Руси, они друг друга узнают. И армяне, и грузины, и татары, и азербайджанцы. Так что по национальности я бакинец. Мама у меня - казачка кубанская. Жена - донская.
- А в Прокопьевске как оказались?
- Романтика. В Сибирь захотелось, в тайгу. Из Таганрога приехал. В Таганрогском театре я много играл. Как-то у меня в сезон было 24 роли. В одном спектакле сразу несколько ролей играл.
- «Наш благодетель» - первый ваш спектакль в Новокузнецком театре? Вам нравилась ваша роль Коровкина?
- Да, это была моя первая роль здесь. Но не скажу, чтоб я был от нее в восторге.
- Но вы ее очень ярко сделали.
- Настолько, насколько требовал режиссер. А вообще, я считаю, что это спектакль замечательный, выстроенный, неожиданный, много интересных актерских работ в нем. Жаль, что он снят с репертуара.
- Следом у вас были другие роли и неплохие, но особенно значительная, конечно, роль Гаева в «Вишневом саде» Я правильно говорю?
- Абсолютно. Мне понравилось замечание в вашей рецензии, что он наивный, неприспособленный к жизни. Да, это нормально. Это тип людей, который всегда существовал и будет существовать. Чехов именно таким его и написал, хотя и Станиславский с ним спорил, и другие постановщики до сих пор не понимают Чехова, считая, что вместо комедии получается трагедия.
- Он с иронией ведь писал этот об раз?
- Ну, конечно, как и все, что он писал.
- Я три раза видела этот ваш спектакль, и вы как-то менялись каждый раз. Эти изменения продолжаются?
- Спектакль - это самостоятельный организм. Он формируется, изменяется, растет, мудреет, грустнеет.
- Дряхлеет...
- Да, и дряхлеет. Много составляющих, от которых зависит, как идет сегодня, сейчас спектакль. Насколько взаимосвязь актера со зрителями установилась. Чуть больше, чуть меньше. Или вообще не получилось этого смыкания со зрителем. Спектакль каждый раз новый. И ты, конечно, меняешься. И я советую зрителям приходить на просмотренные спектакли. Это должно быть очень интересно, потому что не повторяется спектакль дважды один в один. Как в одну реку нельзя дважды войти.
- Сейчас вы репетируете «Любовь к трем апельсинам». Что за работа у вас там?
- Я должен дать глубокий образ ворот (смеется. - Т.Т.). Персонаж такой – Ворота. Есть Веревка, Пекарка, Пес. Но мы условились с режиссером, что ворота нельзя играть. Мы придумали, что может быть человек с фамилией Ворота или привратник, охранник, не пускающий к трем апельсинам.
- Анатолий, вы человек серьезный, уважающий себя, вы мужчина, наконец, и у вас изначально должно быть развито самолюбие. Вам не обидно после Гаева играть какие-то ворота или еще что-то?
- Или безмолвного Пьеро, да? Нет, необидно. Необидно, потому что это моя работа. Работа, которую я люблю, которая мне интересна. Мне интересно выходить на сцену, а это главное. Станиславский говорил, что выходить на сцену нужно с большими мыслями, а мелкие отметать. Это не значит, что не надо выходить на сцену с маленькими ролями.
- А вы могли бы уйти из театра? В бизнес, например.
- Я уходил. Я восемь лет не работал в театре. После Прокопьевского драматического театра я ушел в театр-студию «Крутые пласты». Очень интересная студия была, но этот интерес продолжался у меня года полтора. Потому что приходилось быть и грузчиком, и плотником, и монтировщиком сцены. Весь в мыле, потный. Долго выдержать это невозможно. И я пошел на производство. Ушул в столярный цех, в слесарный, на ремонтные работы. Кстати, ремонтировал Прокопьевский драмтеатр. Потом к частнику уходил. Обещали очень хорошие заработки, но обманули. Мыкался, мыкался, а потом Тимофей Андреевич Бесчастнов позвал меня опять в студию. Очень интересно мы работали. Большие деньги - не моя, видно, стезя. Для больших денег тоже талант нужен.
- Мне говорили, что вы художник-прикладник.
- Я занимаюсь корнепластикой. Я принес показать вам... С детства такая тяга появилась что-то делать руками. Была компания хорошая. И мы что-то вырезали и из дерева. У кого-то лучше получалось, у кого-то хуже.
- Но у вас, вижу, здорово получается. Вы участвовали в каких-то вы ставках?
- В городских, областных. В Осинниках у меня была персональная выставка. У меня даже премия за участие в областной выставке была. Дерево – такой благодарный материал, настолько необычный. И эти работы нельзя повторить. Как нет одинаковых людей, так нет одинаковых наплывов, разветвлений в дереве.
- Вы из Прокопьевска приезжаете на электричке на репетиции, спектакли и ночью возвращаетесь до мой. Нет проблем с семьей?
- Жена и дети с пониманием относятся и рады, что я работаю в хорошем, интересном театре, где прекрасные спектакли и великолепный коллектив.
- Есть у вас мечта что-то такое сыграть?
- У меня есть мечта - играть.

Татьяна Тюрина