Новокузнецкий драматический театр

режиссёр Алексей Слюсарчук, художник Елена Соколова
(г. Петербург)

Мне снилась осень…

А как может присниться осень? Очевидно, по-разному: всё зависит от того, кто этот сон смотрит и кто его ниспосылает. Природа сна причудлива и во многом напоминает природу театра: соотношения с реальностью запутаны, парадоксальны, однако, погружённые в этот призрачный мир, мы и чувствуем, и воспринимаем его всерьёз. «Сон об осени» - новую премьеру Новокузнецкого драматического театра по пьесе современного норвежского драматурга и поэта Юна Фоссе - ниспослал нам питерский дуэт постановщиков: режиссёр Алексей Слюсарчук и художник Елена Соколова, причем новокузнечане оказались первыми зрителями этого «Сна»: нигде в России эту пьесу пока не ставили.

В зыбкую атмосферу сновидения мы погружаемся с первых же секунд. Спектакль, жанрово определённый как лирическая драма, выстроен и сценографически оформлен «по образу и подобию» сновидения. Камерное пространство декорационного зала обращено в некое марево серебристо- жемчужных и свинцово-серых тонов, на фоне фронтальной стены мерцают и колеблются словно в плавном замедленном танце обобщённо-матиссовские силуэты людей. Интерьер сценической площадки представляет собою подобие парка с опавшей листвой, с посыпанными гравием дорожками и светлыми деревьями, голые ветви которых трогательно унизаны белыми тряпочками загаданных желаний. (Потом одна из героинь в надежде на счастье повяжет на дерево такую же тряпочку.) В резкий контраст с элегической красотой декораций вступают грубо материальные, металлические ящики-сейфы, в которые наполовину внедрены стволы деревьев. Они очень настораживают, эти ящики, ассоциативно напоминая нам о том, что «нет в мире совершенства»- во-первых, и о том, что действие происходит всё-таки на кладбище, - во- вторых. Но и нарочитая предметность этих ящиков не выбивается из стилистического единства сценографии, решённой как образ сновидения: ведь и в снах нам являются вещи ни с чем не сообразные, своей абсурдностью лишь утверждающие рваную целостность картины.

А что спектакль «Сон об осени» целостен не только по художественному оформлению, но и по безупречно выстроенной композиции, внятно читаемой (хотя и неоднозначной) основной идее, становится ясно после спектакля. Тематика самой пьесы – трагическая многогранность проявлений любви: любви мужчины и женщины, любви материнской, отцовской, сыновней и даже любви Божьей. Полифония этих тем звучит в пьесе поэтичной, но непримиримой разноголосицей. Алексей Слюсарчук в своём спектакле сделал акцент на любви Божьей, солирующим мотивом – мотив судьбы и борьбу двух начал: веры в предопределённость Божьего промысла – с одной стороны и приоритетной роли случайности – с другой. Недаром звуковой доминантой спектакля становятся джазовые импровизации «живого» саксофона (Игорь Маркин) и «живого» вокала (Алёна Душина). Экспозиция и одна из кульминационных вершин спектакля – диалог, переходящий в спор, о том, случайно ли всё на белом свете или предопределено, и от обезьяны ли произошёл человек или от Бога. Обе сцены очень важны в режиссёрской партитуре, и обе взяты не из пьесы Фоссе, а из драматургических текстов петербургского автора Клима. В первой сцене разговор идёт между старшим мужчиной (он же – Отец, арт. Анатолий Смирнов) и младшим (он же –Мужчина, сын, арт. Сергей Стасюк) и носит подчёркнуто светский характер. Вторая масштабнее, эмоциональнее, очень интересна по способу театральной подачи и блестяще исполнена Евгением Любицким в роли Первого могильщика и Степаном Мамойкиным в роли Второго. Речь идёт, по сути, о «символе веры» каждого: в Библию ли верить, или в учение Дарвина. За внешней уморительностью спора отчётливо угадывается глубокая мысль о том, что истинная вера вне логики и рассудка, она по-детски простодушна и никакому анализу не подлежит. Режиссёр, впрочем, эту линию не педалирует и проводит через весь спектакль очень тонко.

Особенно красив, значителен и ненавязчив финал: обе молодые героини – Женщина (арт. Алёна Сигорская) и Грю (арт. Елена Амосова) – выходят в классически прекрасных платьях – чёрном и белом – с противоположных сторон сценической площадки, сходятся в центре, где сидит кукла Амалия, и начинают, как Парки, богини судьбы, разматывать пряжу – нити жизни человеческой. По изысканности, цветовой, пластической и смысловой чёткости этот финальный аккорд, на мой взгляд, самый сильный в спектакле. Заряд энергии и красоты попадает в сердце, и ты понимаешь, что всё ещё находишься внутри спектакля.

Сочетание эмоционального и рационального составляет отличительную особенность спектакля, что проявляется не только в поисках веры и первопричины бытия, но и в особой мелодии уходящего времени, пронизывающей всё сценическое пространство и все события. И создаёт эту щемящую мелодию вовсе не аккомпанемент саксофона, которого, при всей его красоте, в спектакле явно многовато. Да и бесконечно повторяющиеся в речах персонажей печальные сетования по поводу быстротечности жизни очень скоро притупили бы восприятие публики, если бы в самой ткани спектакля не была разлита некая плазма времени. Песок вечности струится сверху, засыпая не столько могилу бабушки, сколько уходящие мгновения бытия. Спектакль замедленный, медитативный, специально интонированный, с преобладанием интонаций автора пьесы. На сцене нет ни суеты, ни нарочитости, внешний сюжет тоже отсутствует, он развивается глубоко подспудно и понятен далеко не сразу, однако зрительское внимание прочно приковано к происходящему. Это большая заслуга и актёров тоже.

От актёрского состава взгляда оторвать невозможно: каждый персонаж переживает внутреннюю драму. Похороны бабушки собирают всех на кладбище – таков повод и исходное событие. Образы персонажей обобщены и, невзирая на вполне конкретную их индивидуальность, почти все имён не имеют: Мужчина, Женщина, Мать, Отец… Роль Матери (арт. Людмила Адаменко) в спектакле оказалась основной – может быть, потому, что именно она рассказывает тревожный сон, который ей приснился, может, из-за жертвенной участи всех матерей, а вернее всего – просто в силу одарённости актрисы. Её героиня ведёт диалог с сыном и его новой женой настолько трепетно, органично, с такой мучительно противоречивой гаммой чувств, таким смирением и самоуничижением матери во имя любви к сыну, что сразу вносит в спектакль ноту чистейшего трагизма. Мать перечёркивает в себе всякое достоинство, чтобы вернуть любовь сына, но его враждебная отчуждённость лишь растёт. Ту же трагедию покинутости переживает и Отец – по-мужски сдержанно и безмолвно. Чего стоит один только застывший взгляд и неподвижная рука Анатолия Смирнова в сцене с сигаретой! Герой Сергея Стасюка при всех его рефлексиях, скрытых путях от любви к нелюбви воспринимается не как злодей или эгоист, но как игрушка судьбы, нитка пряжи в её руке. Женщина в исполнении Алёны Сигорской – это сама нежность, влечение, жажда любви и самоотдачи. Однако и она обречена на одиночество и покинутость, как её предшественница Грю, потерявшая не только возлюбленного, но и сына. Елена Амосова воплощает на сцене собирательный образ, некий символ оставленной женщины с бесконечным лунатическим проборматыванием её монологов.

Вот такой сон об ускользающей любви и осени, судьбе и вечности приснился нам зимним вечером в театре. А разгадать его тайну каждый может только наедине с собой.

Галина Ганеева

Юн Фоссе (родился в 1959 году) известен в Норвегии прежде всего как прозаик и драматург, причем драматург очень успешный его пьесы ставят не только в Скандинавии, но и по всей Европе. Однако у Фоссе существует и «поэтическая ипостась»: он издал несколько поэтических сборников. По ним можно заметить, что у поэта есть излюбленные поэтические формы - так, он явно тяготеет к десятистишью. Поэзия Фоссе - эта поэзия взгляда, когда поэт стремится дать читателю зрительный образ, предельно его «объективизировав» и «убрав» из текста рефлексию и личный комментарий. Стихи эти похожи в чем-то на гравюры, где нет полутонов - только черный и белый цвет, но при этом присутствует сильнейший эмоциональный заряд.